Крик в небо – Вселенной. Книга 1. Она - Софи С./М.

Аня жила с отцом и бабушкой в двухкомнатной квартире-сталинке в центре города. Долго теснить их не входило в планы, это делало поиск жилья спешным. Вероника была готова на самый скромный вариант, но приемлемых комнат по посильной стоимости не сдавалось. Предлагалось жильё в отдалённых районах – комната в квартире с хозяйкой. Хозяйками были старушки, которых многие считают безобидными, из ума вышедшими, а Вероника побаивалась перспектив соседства с ними. Так или иначе, после долгого поиска и неоправданных надежд, она остановилась у одной из них – самой молодой.

Женщина лет шестидесяти приветливо встретила её и ещё более приветливо взяла деньги сразу за два месяца. Удалось выдержать две недели.

Поначалу, Вероника приходила из университета ближе к ночи. Тем временем, дни становились холодней, приближалась зимняя сессия. Скитания по улицам до вечера превратились в пытку. Она стала приходить пораньше – последовали недовольные взгляды, ворчание, придирки. Стараясь как можно реже попадаться на глаза хозяйке, она кралась в комнату как вор, редко выходила на кухню – в ход шли чипсы и водопроводная вода. Напряжение росло. Считать дни до выходных, когда появится возможность уехать к родителям, становилось всё тяжелее, но, не смотря ни на что, Вероника не собиралась съезжать. Всё решил случай.

Как-то раз, полистав материал к экзаменам, она легла в постель. Среди ночи проснулась от сильного толчка в бок. Открыла глаза – хозяйка над головой. Овеяло перегаром и запахом пропотевшей шерсти. Женщина крикнула что-то невнятное о деньгах, а потом, ударила в лицо. Вероника закрылась одеялом, но старушечьи кулаки не унимались.

Схватив за горло, хозяйка начала душить её. В глазах потемнело, сил сопротивляться не осталось. Вероника сдвинулась к краю кровати и плюхнулась на ковёр. Пару секунд замешательства давали шанс побежать к выходу.

Заперто. Свирепая женщина появилась позади. Монолог чистейшего мата сменялся попытками наброситься, Вероника оттолкнула её, вернулась в комнату. Схватив дрожащей рукой телефон, она забежала в туалет, защёлкнула задвижку. Ор старой карги не умолкал, а потому было хорошей идеей дождаться полиции в туалете.

В два часа ночи Вероника покинула злополучную квартиру в сопровождении сотрудников полиции и больше туда не возвращалась.

Продолжились поиски жилья. Койко-место в комнате на двух-пятерых человек – вот что предлагалось за приемлемую плату. Оставалось выбрать соседей. Адрес за адресом – хозяйка за хозяйкой – за жадностью – злорадство – безумие – мелочность – алкоголизм – нищета – и снова всё сначала.

В одной из квартир проживала семья: пожилая мать и дочь средних лет. В сдаваемой комнате жила женщина. Единственная двуместная комната показалась не худшим вариантом по сравнению с пятиместными – Вероника перевезла вещи. Хозяева были радушны, но на следующий же день, на кухне раздались пьяные крики. Дочь хозяйки намерилась «намылить шею» собутыльнице. И тут Вероника поняла, что наступила на те же грабли, собралась и отправилась на поиски нового пристанища.

Тьма падала на город, накрывая плотнее и плотнее с каждой минутой. Ночь – приговор. Тьма – палач. Приговор не обжаловать. Палача не отодвинуть. Здорово смотреть на густые сумерки из окна тёплой спальни – звёздное небо, бледная луна в дымке… А когда ты бездомен, страх опускается на плечи с каждым оттенком тьмы – от серого до чёрного. Остался последний адрес. Один адрес – это один шанс. Лучше, чем ничего.

Очередная квартира и очередная старушка-хозяйка. Бодрая и жизнерадостная. Вместе с ней проживало восемь кошек. В комнате под сдачу жили две девушки, но они учились на заочном отделении, поэтому редко там бывали.

Жизнь в этой квартире оказалась так же мучительна, как и в предыдущей, если не ещё хуже. Поначалу бабушка не показывала характер: кроме назойливости и бесконечной глупости ничего не излучала. Тем временем, декабрь подходил к концу. Сессия всё ближе. Вероника приходила из института как можно позже, а выходные проводила с родителями, но бабулька всё равно была не довольна и часто интересовалась, когда же постоялица найдёт работу. Нехитрое правило обозначилось для Вероники: всякий сдающий желает денег, а постояльцев терпеть не может. Являлись бы они ночью на пару часов, в пятницу уходили рано, а возвращались в понедельник поздно. Всякий арендующий мыслит так же: придёшь, хозяев нет дома – какое же счастье!

Бабуля всегда была дома. Чего она добивалась не ясно, возможно, боялась за свои тряпки, но спасения от неё не было: она буквально дежурила у кровати, а если исчезала, то не проходило и десяти минут, как появлялась вновь. Врывалась в комнату по любому пустяку, не прерывая цепь глупостей, рассказов и нравоучений. Вероника только кивала. Куда идти, если уйдёшь и отсюда?

Когда девушки-соседки съехали, стало невыносимо. Она выходила на кухню раз в день, чтобы разогреть кружку чая, но даже в этот момент старушка кричала из соседней комнаты:

– Вероника! Иди сюда!

Эта бабуля никогда не успокаивалась, пока к ней не прибегут. Когда же усталое голодное тело Вероники дотаскивало себя до кресла старушечки, та комментировала какую-то глупость по телевизору.

Утро начиналось в шесть часов. Будильником служил громкий крик и распахнутая дверь. Бабушка находила необходимым в это время и ни минутой позже проводить уборку всего помещения, включая туалет и ванную, где всегда было множество кошачьих отходов. Поскольку у неё появилась «не задорого живущая», проблема уборки отпала – нужно только вовремя разбудить и потребовать.

Очередной кошмарный день. Очередная половина шестого. Скоро. Проклятая жизнь. Мерзкое утро. Лучше бы умереть во сне. Отвращение граничило со стыдом и становилось душно. Кололо в висках. Пахло кошачьим дерьмом. «Почему я делаю это? Никто бы не стал! Я же плачу деньги, чтобы существовать тут, боясь даже выйти на кухню и пройти по коридору… Ненавижу эту мерзкую старуху!!! Нет, ненавижу себя! Как половая тряпка! Всегда как тряпка!»

Толчок в дверь. Неминуемый подъём на старте. Вероника сжала кулаки.

– Уборка! Пора вставать! – громыхнуло на весь дом.

Вероника захлопнула дверь.

– Ты что это двери закрываешь?! А кто уборку делать будет?! – возмутилась старуха, выставившись в проём.

– Я не обязана убирать за вами и за вашим зоопарком! – прерывистой дробью полетело в ответ.

– Что?! – оторопела старушка. – Лежит как корова! Брюхо развалила по простыням да и валяется! Какие ленивые пошли! Да мы в вашем возрасте вкалывали! А эти лежат, понимаешь, господа!!!

Крик на тему удали в молодости продолжался бы до вечера, но Вероника с вещами направилась на площадку, и он оборвался оскорблениями.

Ноги отказывались нести. Дрожь пробирала до самого позвоночника. Опёршись на стену, она простояла в подъезде минут десять. Пришло время жара – лихорадка ударила по всему телу. Ненависть с какой-то горькой примесью, разъедающей отчаяньем, захлестнула с головой. Оскорбления – молчание в ответ. Терпение – жгучая рана. Слабость. Постыдный страх – страх перед существом никчёмным и бестолковым.

А за окнами зима. Минус двадцать семь передавали на завтра. Вероника села на лавочку во дворе. Холодно. Протёртые до дыр джинсы, казалось, только смешат погоду.

«Придётся опять идти непонятно куда. А всё же, хочется поскорее убраться, – она заплакала. – Скоро Новый Год и можно уехать на месяц домой… – успокаивающе мелькнуло в мыслях. – Поеду прямо сегодня! Узнаю, когда экзамены и уеду!»

Две недели дома – мгновение. Всё те же странные занятия увлекали её: кривляния перед зеркалом, «записки о чувствах» и стихи. Вроде этого:

Ряд белых дней зимою называют,Где жизнь в холодном полумраке,Где в мыслях только планы, сроки,Зима приходит – люди умирают;

И эта смерть во льду скрывалась,За белоснежностью своих снегов,Лишь мне одной всегда казалось,Что проступает кровь и слышен зов,

Он манит вглубь, к пустому полю,Где в белом сне замёрзшие тела,Их плоть как лёд, их сердце колет,И я молю, чтоб жизнь от них ушла…

В январе похолодало – доходило до минус тридцати – надо было позаботиться о том, чтобы не остаться на улице, но бросать дом раньше времени не хотелось. Мама предложила вернуться в общежитие, мотивируя тем, что «ремонт там окончен и можно жить».

После сдачи экзамена Ника решила разузнать об этом. «Нет мест, – отрезал комендант. – И вообще, места нужны для первого курса и предоставляются только им». Теперь и общежитие казалось неплохим, а уход оттуда – ошибкой. Даже сильный холод и закрытый душ не могут сравниться с хозяйками… В общежитии много жильцов. Кое-кто всегда норовит взять верх, но все равны – молоды и под чужой крышей. Никто не будет упрекать за две капли воды на раковине или за вилку не на том месте.